— Ах, Клеменс. — Дэвина снова села на изящную, обитую шелком в полоску кушетку. — Выходит, ты страдал комплексами. А сейчас выбросил все за борт и готов начать еще раз?
— Нет. — Клеменс медленно покачал головой. — Я хоть и рассказал Кармен о нас, и это, кстати, ее совсем не так шокировало, как я предполагал, но начать заново я бы не решился.
— Нет? — Сердце Дэвины мгновенно подскочило. Она собиралась слегка пожурить Клеменса за обман, но насмерть его перепугать в ее планы не входило.
— Нет. — Клеменс сделал шаг к кушетке, но передумал и остановился перед ней со скрещенными за спиной руками. — Нет, лучше нам не углублять свои отношения, Дэвина, — тихо сказал он. — Я слишком стар для тебя. Восемнадцать лет — это много, дорогая. Я полагаю, что для нас обоих будет лучше расстаться. Секс — слишком узкий мостик.
— Как мудро сказано! — Дэвина почувствовала, как к горлу подступают слезы. — Кармен обожает твои на любой случай заготовленные сентенции. Все всегда чрезвычайно разумно, все своим чередом и вообще никаких сложностей. Послушай, Клеменс, ты последний трус!
— Может быть. — Клеменс грустно покачал головой. — Вероятно, ты права, когда говоришь так. Но твои слова только доказывают и мою теорию. Я действительно слишком стар для тебя, потому что лишь молодые люди способны рисковать. Если начинаешь рассматривать вещи со всех сторон, значит, состарился. — Он пошел, но перед дверью в свою комнату еще раз остановился и посмотрел на Дэвину, оцепеневшую на кушетке. — Эта сентенция, кстати, не из моего личного фонда. — Улыбка получилась горькой. — Это сказал мой отец, когда я попросил его заняться фермой вместе со мной. Риск был для него слишком велик, и мне пришлось взять все на себя.
— Тогда трусость ваше семейное качество. — Дэвина понимала, как по-детски звучит ее замечание, но не смогла удержаться от того, чтобы бросить в Клеменса еще один камешек.
Он не отреагировал. Подарил Дэвине последнюю улыбку, и ей показалось, что он хочет что-то добавить. Но он плотно сжал губы, отвернулся и, не глядя на нее больше, ушел в свою комнату.
— Проклятье! — Дэвина от отчаяния заколотила кулаком по подлокотнику кушетки. — Проклятье, проклятье, проклятье!
Было больно, гораздо больнее, чем она предполагала, но придется смириться. Лучше бы сразу, не позволяя себе роскоши выреветься в голос. Дэвина знала, что стоит ей только сейчас заплакать, и она не сможет остановиться в течение многих часов. А завтра ее ждут дорога домой и новая работа.
Некогда печалиться, Дэвина! Она собралась с силами и заставила себя встать и отправиться в свою комнату.
А за окном уже брезжил рассвет нового дня.
Несмотря на бессонную ночь, Дэвина проснулась, как только зазвенел будильник.
Кармен, не подозревающая о ночной беседе, весело напевала и насвистывала, словно птичка, и Дэвина оставила ее в заблуждении, что им с Клеменсом достаточно короткого объяснения, чтобы зазвучали свадебные колокола и Дэвина превратилась в ее приемную мать.
Все же они договорились ничего пока Клеменсу не говорить насчет его предстоящей свадьбы с Дэвиной.
Кармен ухмылялась, как гном, встретившись утром с Клеменсом за завтраком, однако ей удалось не показать своей осведомленности, что при ее болтливости почти граничило с чудом.
Дэвина позавтракала вместе со своей группой и стала помогать демонтировать оборудование, в то время как другие приглашенные собрались в гостиной размером с небольшой зал на шампанское и закуски.
К полудню, когда последний кабель был погружен в машину, Дэвина смогла заняться собственным багажом, а около двенадцати пришло время отъезда.
Но, прежде чем залезть в фургон, Дэвина должна была оторвать Кармен от бара с шампанским и проскользнуть мимо Питера Хэллоуэя, с крайним возмущением воспринявшего известие о том, что его невеста обратно с ним не полетит.
Кармен и Дэвина неожиданно получили поддержку от Клеменса Вентуры, который грубо наорал на брюзжащего Питера и велел ему заткнуться, на что Питер обиделся и отправился к себе в комнату.
— Вот было бы хорошо, — вздохнула Кармен, почти с облегчением глядя, как Питер, гордо выпрямившись и вздернув голову, удаляется по длинному коридору, — если бы он ушел и никогда не возвращался.
— Хотелось бы верить! — буркнул Клеменс и украдкой взглянул на Дэвину, с улыбкой наблюдавшую за этой сценой.
Она почувствовала его взгляд, резко повернулась и ушла прочь, не заботясь, следует за ней Кармен или нет.
Клеменс Вентура больше не имел отношения к ее жизни, она должна это принять, как бы ни было плохо на сердце.
В Джениве Дэвину ждали новые сюрпризы.
Попав домой, она, как обычно, первым делом налила себе добрую порцию виски, поудобнее устроилась со стаканом на продавленной кушетке и стала прослушивать записи, поступившие на автоответчик за уикэнд.
Первые три звонка предназначались Кармен. Звонили ее приятели по учебе, которые хотели с ней встретиться или посоветоваться насчет домашних заданий, потом комнату наполнил знакомый голос Элмонда, в типичной для него приказной манере потребовавший, чтобы Дэвина немедленно ему перезвонила.
— Идиот! — фыркнула она. — Ты ведь сам заслал меня в Сэлис, теперь будь любезен подождать!
После Элмонда защебетал голос Мэди: «Дорогая, где бы ты ни была, когда вернешься, немедленно мне позвони, это страшно важно».
Дэвина глотнула виски и закрыла глаза.
Голоса сменяли друг друга. Свени Миллз, Том Харлей, Пит Пайпер — разные, не очень близкие знакомые Дэвины и Кармен, которым, видимо, нечем было занять себя в выходные. А после них — снова Мэди Рэндолф, почти захлебывающаяся от волнения: «Черт возьми, Дэви, куда ты запропастилась? Позвони же мне наконец».